босс боссов.
— Э-эм… мой герцог… Соломон сдох, — в замешательстве доложил Хрыщ.
— Вы всё-таки стреляли в него!? — озадачился шеф. — Надо было сначала допросить! Вы, мать вашу, совсем тупые!? — хозяин сжал громадные кулаки.
— Нет-нет, герцог, мы не стреляли в Соломона, — грустно оправдался Хрыщ.
— Так что мы не тупые! — кичливо вставил напарник.
— Просто Порось очень сильно ударил антиквара по башке прикладом, — докончил мысль Хрыщ.
Травма, несовместимая с жизнью, зачастую рушит как человеческие планы, так и дьявольские. Самой смерти, кстати, всё равно, она над и вне всяческих дилемм.
— Вот, кретины! — гневался герцог, сверля помощников зелёными немигающими гляделками. — Вы так вошли во вкус убийства, что перестали напрочь шевелить мозгами! — Хвост шефа поднялся в воздух, покачиваясь из стороны в сторону, казалось, он им виляет.
Демоны приуныли, и свои хвостики покаянно опустили.
— Я не узнаю вас, ребятки! Вы ведь можете здраво рассуждать, — босс вдруг перешёл на отеческий тон. — Взять, к примеру, блестящую, не побоюсь этого слова, операцию по поиску нужного мне человека. В ста пятидесятимиллионной стране вы смогли его найти даже в тюряге! Другое дело, что он оказался козлом… Или сегодняшний случай. Вы сами, без подсказок, допёрли, что ключи находятся у антиквара Соломона, сами же пробили его адрес…
— Это была моя идея! — заулыбался Порось.
— С чего это твоя?! — возмутился Хрыщ, пихая брата.
— И в то же время такая агрессия, жестокость, — повысил голос господин, обрывая перепалку. — Зачем вы положили отряд балета возле банка? — тон властителя посуровел. — На хрена ты, Хрыщ, перестрелял бригаду «Неотложки»?! Отвечай, мать твою, живо!
Демоны напыжили убитые горем хари.
— Нервы ни к чёрту, мой герцог, — пробормотал Хрыщ.
— Нервы, ага… Слухайте, а может вам отдохнуть от умственной работы? — вкрадчиво произнёс босс. — Спуститься в преисподнюю, попыхтеть кочегарами или разделочниками? А!? — снова рявкнул хозяин.
Демоны смущенно переглянулись. В отвращении покашляли.
— Ток не туда, герцог, — попросили братья униженно. — В преисподней душно, липко, жарко, и всегда давит на ухи. Взываем, дайте нам шанс, мы найдём ключи, падлами будем!
Умолять хозяина о прощении — это всё равно, что пытаться растопить камень. Однако в аду и камни плавятся, не всегда, но бывает.
— Надо ли? — властелин задумчиво оглядел помощников. — Опять чего-нить сморозите, как Порось… не далее, чем… парочку часов назад. Сначала оторвал Шаману яйца, а потом стал расспрашивать. Хорошо, что узкоглазик оказался крепким парнем, не сдох сразу!
— Вы и это знаете, мой герцог?! — удивился Порось.
— Я всё знаю, — усмехнулся шеф. — Профессия у меня такая.
— Простите, светлейший герцог, но не всё, — изогнулся Хрыщ. — Вы не знаете, где щас ключи.
Шеф вновь пропустил стаканчик и закусил персиком:
— Представь себе, знаю, чёрт возьми!
— И где же ключи, мой герцог?! — вскричали братья в унисон. — Нижайше просим, просветите нас, и мы сделаем первоклассный шоколад!
Господин сжал чувственные губы, кивнул через паузу:
— Добро, вы получите шанс.
Братья повеселели, расправили мослы и приободрили хвосты.
— С карманником и блондой был толстый монах, которому удалось слинять! — веско молвил герцог. — У карманника никогда не было знакомых монахов, у блонды и подавно. Но карманник, пока жил в монастыре, мог свести дружбу с кем-то из богомольных!.. — Шеф на минутку замолчал, давая демонам время переварить информацию. — Поэтому мчитесь в сибирскую обитель, узнайте, кто из Божьих слуг её покинул и где он ныне обитает! Ключи у монаха, больше негде!
— Сделаем, светлейший герцог!
— Мы достанем монаха!
— Валяйте, — господин вгрызся в новый персик, жёлтый сок тёк по чисто выбритому подбородку. — Да, заодно верните раку в монастырь. Мне она на хрен не нужна. Возьмёте её в моей личной кладовке.
Демоны синхронно, как вымуштрованные солдаты, развернулись, и пошагали на выход.
— Порось! — окликнул дьявол с набитым ртом.
Братцы остановились, повернули к шефу заискивающие морды.
— Что у тебя с ухом? Мне кажется, оно ментовское.
— Иу, иу, иу…. — орали, ревели и пели сирены всевозможных служб. Новосибирск сегодня под завязку был набит трагизмом и трупами.
Возле антикварной лавки, прижатые к бордюру, находились две тоскливые машинки: труповозка и полицейский «УАЗ».
Человек в лейтенантских погонах что-то обмерял рулеткой. Другой человек, в штатском, быстро писал на капоте «Уазика». На коленях возле трупов ползал эскулап. За лентой, огораживающей территорию убийства, толпилась публика. Тут и там слышались перешептывания: «Такой молодой…», «Бог взял…», «Интересно, есть у него дети…», «Красивый был типчик…», «Кажется, я его где-то видел…», «Какие же всё-таки мёртвые страшные…».
От Санькиного трупа нехотя отделилась душа, взмыла вверх на несколько метров. Душа была почти полной копией физического тела: тот же цвет лица, та же одежда, плотность тела и головы. Только следы от пуль исчезли. Душа трепетала в воздухе, как лист ясеня, качаясь на вечернем ветерке.
Дух зябко передёрнул плечами, недоумённо осмотрелся, глянул и вниз. Зазырил своё тело, в томной позе раскинувшееся на асфальте, рядом валялась Элиска.
Из-за угла вышли двое санитаров с носилками, накрытыми пальто Соломона. По ходу, на них лежал сам хозяин лавки.
— Ну, ни хрена себе! — воскликнул дух. — Меня разве убили!?
От жалости по своей отнятой житухе Сидоркин чуть не заплакал. Он шмыгнул носом, вытер рукавом пиджака правый глаз… Однако времени горевать Сане не отвели.
— Йех! — Рядом с душой, как джинн из бутылки, возник мелкий седенький старичок в длинном платье до пят, похожем на ночную рубашку, с посохом в руке. Сморщенное личико украшали огромные белые усищи, голубые глаза лучились строгой добротой. Высоко-громогласным звучным голосом, плохо соответствовавшим хилому внешнему виду, старичок торжественно вымолвил:
— Ну что, раб Божий, новопреставленный Александр? Пора в путь! Я доставлю тебя на суд, творящийся по воле Господней! — Кашлянул в сухонький кулачок и добавил менее напыщенно. — Можешь звать меня Гавриил Иоаннович, я архангел и твой проводник в мир иной.
Провожатый махнул посохом и плавно воспарил в космос.
— Да ладно, мля!.. — пробормотал Саня в посмертном оцепенении.
Карманник отсмотрел ещё разок сцену внизу и… неведомая сила повлекла его вверх и вверх, вслед за дедом Гавриилом.
39. Страсти в монастырском дворе: начало
По черноватой степной земле мчался «КамАЗ», пробивая мрак фарами и подпрыгивая на кочках. Над Сибирью раскинулась ночь. Порось яростно крутил руль, Хрыщ сидел рядом и курил сигарету.
Свет фар выхватил из темноты приближающуюся стену монастыря.
«КамАЗ» снёс монастырские ворота, въехал на территорию, развернулся, освещая электрическим светом пространство перед флигельком.
— Господи прости! — Из охранной будки вылетел брат Трифон с перекошенным лицом.
Мотор заглох, но яркий свет фар продолжал слепить ошалелого монаха. Демоны выпрыгнули из машины, как черти из табакерки. Именно как черти, в своём истинном облике: вычурно-гротескные рожи, коричневый цвет кожи, хвосты, торчащие из-под замасленных спецовок. Нечистики плотоядно осмотрелись, заметили цель и попрыгали к Трифону.
Тот сощурился, вглядываясь, пытаясь различить гостей… наконец, рассмотрел, завис в ужасе, превозмогая оторопь поднял ладонь щепотью, осеняя себя крестным знамением.
Демоны, ухмыляясь, вразвалку подходили.
— Отче Наш, иже еси на небеси, да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля… — теперь инок ожесточённо крестил нечистую силу.
— Хватит паклями размахивать! — Хрыщ резко стукнул по монашьей руке.
Инок молвил прерывисто, прижимая к худой груди сжатые ладони:
— Вы пришли за мной, бесы!? — он вжался в стену флигелька, подпустил в голос страстности. — Клянусь, к краже раки я не имею ни малейшего отношения! Мой сосед-послушник ничего мне не говорил про свой подлый замысел! Пожалуйста, не забирайте меня в ад! Я отмолю все-все грехи, даже самые мелкие! — Трифон поднял карие глазищи к ночному небу. — Господь Боже! Прошу у тебя прощения! Я знаю, что грешен, Господи…
— Заткнись! — осадили демоны. — Ты нам
